Разговор с режиссёром Людмилой Фёдоровой
Поговорили с петербургским режиссёром Людмилой Фёдоровой о предстоящей премьере на сцене #хмтк «История одной бороды», о профессии, о судьбе театра кукол.
ХМТК: Людмила, поделитесь вашими впечатлениями о городе?
Л.Ф.: Мы здесь второй раз на постановке. Конечно, не всегда бывает много времени для освоения города, просто перемещаешься в пространстве и думаешь иногда – ты оказался в другом городе или нет? Идёшь на репетиции, возвращаешься домой, снова идёшь на репетиции. В этот раз мы уже даже успели посетить Самаровский чугас, окунуться в лес. Природа очень отрезвляет и очень сильно располагает к себе. Впечатления от города – очень уютно. В то же время – сильная Природа. Это вдохновляет, хотелось бы ближе узнать Ханты-Мансийск, ведь я его совсем не знаю. Надеюсь на ещё одну возможность окунуться в этот мир, увидеть настоящий лес, который завораживает и пугает одновременно.
- Как продвигается ваша работа над спектаклем «История одной бороды»?
- Потихонечку продвигается, мы ведь пока на начальном этапе – на уровне разучивания песен, потому что спектакль очень музыкальный. Очень важно сейчас не ринутся в бой, не начать сразу придумывать, а погрузиться в эту атмосферу, по нотам всё чисто пройти, чтобы потом мы не останавливались из-за этого. Сейчас мы друг друга по-рабочему не прессуем, ни я актёров, ни они меня. Мы хорошим, спокойным , доверчивым темпом мы идём к цели.
- О чём бы вы хотели, чтобы был этот спектакль в итоге?
- Там всё достаточно чисто и прозрачно получается, что я и люблю. Мне не нравится, когда что-то витиевато, усложнено, тем более, что речь идёт о детской истории. Можно сказать, что в финальной фразе спектакля заложена главная мысль – очень важно оставаться самим собой, не пытаться подстраиваться под какие-либо мнения, вещи, главное не потерять себя. Именно про это и будет наша история.
- В процессе работы над спектаклем что-нибудь новое открыли для себя?
- Мы ещё в самом разгаре работы. Уверена, что мы ещё очень много откроем. Ведь любая история – это погружение в новые обстоятельства, например, в технологические, где что-то пробуешь для себя впервые. Я впервые работаю с куклой, у которой механика глаз. Так мы с Леной (Елена Белых – художник спектакля «История одной бороды») захотели сделать. Раньше не было надобности, всегда было очень большое расстояние от сцены до зала, поэтому никто бы и не увидел. А здесь мы решили попробовать. Я понимаю, что это и для меня новое, и для актёра. Глаза куклы – сильное выразительное средство, механическую технику которых надо освоить, найти моменты, в которые это было бы актуально. Это с технологической точки зрения, а вот с точки зрения атмосферы – это очень нежный спектакль. Действительно, спектакль выходит на уровне «полудотрагивания». Когда я приехала и увидела расписанные куклы, их размер – понятное дело, что мы это всё придумывали с Леной, – я поняла, что этот спектакль очень нежный, наивный, хрупкий. Стало понятно, что с этим материалом нужно работать аккуратно, чтобы не пережать.
- Как вы можете определить место театра кукол в контексте театрального искусства России? Почему Вас привлекает работа именно в театре кукол?
- У меня встреча с театром кукол произошла случайно, это если быть честной. Я не планировала. Думаю, редкие люди оказываются в театре кукол намеренно. Я не поступила на драму и пошла учится в здание напротив. Я могу об этом спокойно говорить. В процессе обучения я стала активно включаться и просто влюбилась в профессию. Я ратую за театр кукол. Сейчас с ним много чего происходит. С одной стороны, вроде как для детей выбиваются какие-то деньги, но, как по мне, чаще всего это довольно «невкусно» сделанные спектакли, ощущение отката в 60-70-е года по технике, когда кукла становится «некрасивой». Иногда меня это даже пугает, ведь ребёнка на такое если привести, скорее всего, что он больше никогда не захочет в театр кукол. Для меня театр кукол – 70% работы художника. В любом случае речь идёт о визуальном искусстве. Сейчас идёт такая тенденция, с которой я сталкиваюсь в театрах, как ускорение. Сейчас речь не о Ханты-Мансийском театре кукол. Например, когда я прошу у директоров месяц на репетиции, меня спрашивают: а зачем так много? А я вот иначе не могу. Ведь как можно сделать спектакль за две недели? Выходит так, что выделяются деньги и все спешат их освоить. Репертуар раздувается, становится резиновым. И вот эта тенденция к тому, что надо быстрее сделать, приводит к сокращению времени на изготовление кукол. А ведь хорошая кукла делается не один месяц. В Петербурге это долгий процесс, мы наблюдаем за работой технологов, особенно, если кукла с механикой. Очень важна включенность режиссёра в этот процесс. Потом нужны репетиции, чтобы актёр освоил куклу. А мы имеем ситуацию, где сокращается время, посвящённое каждому этапу создания спектакля. Для меня – это дикость. Каждый раз я выбиваю для себя время работы над спектаклем. Пока держусь. Возможно, что в этом вина некоторых режиссёров, которые и по двенадцать спектаклей в год выпускают. Для меня четыре качественных спектакля – максимум. Я считаю, что спектакль, как и ребёнок, должен родиться. Рождение и рабочий процесс должны быть органичными. Можно, конечно, и за пять дней сделать гениальный спектакль. Гротовский говорил, что спектакль делается либо пять дней, либо пять лет, но это мысль абсолютно другого сознания. Для меня всё равно есть какие-то органические моменты – время на осмысление уже сделанного. Мне кажется, что ускорение – массовый психоз, и не только в театрах. Мы не успеваем понять, где мы, осознать, кто мы, что происходит. Мне очень нравится, что здесь я спокойно могу распоряжаться временем. Всё органично протекает, нет никакого прессинга в плане времени. И ещё один важный момент, который мне по началу было больно осознавать, а потом я поняла, что театры всякие нужны, театры всякие важны. Из театра кукол исчезает кукла. Кукла становится объектом , во-первых, потому что это легче сделать. Возвращаясь к вопросу технологии, сейчас намного легче сделать куклу-объект, поставить её и говорить за неё километры текста. А кукла ничего не делает. Да, это театр художника, философии, я его принимаю, но не понимаю. Я за интересный синтез в театре кукол, но чтобы кукла не теряла свою функцию. Пусть кукла будет как символ, но хотелось бы, чтобы она несла свой смысл. Поэтому я очень люблю все подробности, детали. Люблю в чёрном кабинете работать, чтобы всё внимание было на куклу.
- Как вы смотрите на популярное у зрителей мнение, театр кукол только для детей?
- Я не понимаю этого разделения. Конечно, бывают фестивальные спектакли, конечно, у нас есть возрастные маркировки. Но для меня разделение одно – либо это интересно, либо неинтересно. Я всегда стараюсь делать такие детские спектакли в театре кукол, чтобы и родителю было интересно. Либо они окунутся в детство, вспомнят себя, либо это будут какие-то гэги исключительно для взрослых, а дети этого не поймут. Должно быть так – и я к этому стремлюсь – чтобы любой с улицы вошедший зритель, даже случайный, который зашёл переждать дождь, был вовлечён в спектакль, чтобы он не пожалел, что попал в театр кукол. Я вообще не разделяю на детский театр, взрослый театр. Другое дело, что бывает такая тенденция, что режиссёры берут детский материал и пытаются через него такое навертеть, что в тексте совсем не заложено. И ты думаешь, ну, где же там такое? Вытаскивают неясную мифологию из произведений, которая говорит о том, что режиссёр забыл о ребёнке, что он решает какие-то свои режиссёрские амбиции. Считаю, что спектакль должен быть интересен всем. Пришли семьей – каждый член семьи должен что-то для себя найти. Изначально театр кукол – вещь для взрослых, если мы обратимся к его истории. Это в советское время всё жестко разделили, и театр кукол стал театром для детей. Мне кажется, что сейчас уже постепенно такой взгляд разрушается. Мы долго шли к такой трансформации, европейский театр к этому пришёл значительно быстрей. В вашем театре кукол есть спектакль для взрослых – и народ ходит! Так что всё меняется, всё трансформируется, надеюсь, что в лучшую сторону!
ХМТК: Людмила, поделитесь вашими впечатлениями о городе?
Л.Ф.: Мы здесь второй раз на постановке. Конечно, не всегда бывает много времени для освоения города, просто перемещаешься в пространстве и думаешь иногда – ты оказался в другом городе или нет? Идёшь на репетиции, возвращаешься домой, снова идёшь на репетиции. В этот раз мы уже даже успели посетить Самаровский чугас, окунуться в лес. Природа очень отрезвляет и очень сильно располагает к себе. Впечатления от города – очень уютно. В то же время – сильная Природа. Это вдохновляет, хотелось бы ближе узнать Ханты-Мансийск, ведь я его совсем не знаю. Надеюсь на ещё одну возможность окунуться в этот мир, увидеть настоящий лес, который завораживает и пугает одновременно.
- Как продвигается ваша работа над спектаклем «История одной бороды»?
- Потихонечку продвигается, мы ведь пока на начальном этапе – на уровне разучивания песен, потому что спектакль очень музыкальный. Очень важно сейчас не ринутся в бой, не начать сразу придумывать, а погрузиться в эту атмосферу, по нотам всё чисто пройти, чтобы потом мы не останавливались из-за этого. Сейчас мы друг друга по-рабочему не прессуем, ни я актёров, ни они меня. Мы хорошим, спокойным , доверчивым темпом мы идём к цели.
- О чём бы вы хотели, чтобы был этот спектакль в итоге?
- Там всё достаточно чисто и прозрачно получается, что я и люблю. Мне не нравится, когда что-то витиевато, усложнено, тем более, что речь идёт о детской истории. Можно сказать, что в финальной фразе спектакля заложена главная мысль – очень важно оставаться самим собой, не пытаться подстраиваться под какие-либо мнения, вещи, главное не потерять себя. Именно про это и будет наша история.
- В процессе работы над спектаклем что-нибудь новое открыли для себя?
- Мы ещё в самом разгаре работы. Уверена, что мы ещё очень много откроем. Ведь любая история – это погружение в новые обстоятельства, например, в технологические, где что-то пробуешь для себя впервые. Я впервые работаю с куклой, у которой механика глаз. Так мы с Леной (Елена Белых – художник спектакля «История одной бороды») захотели сделать. Раньше не было надобности, всегда было очень большое расстояние от сцены до зала, поэтому никто бы и не увидел. А здесь мы решили попробовать. Я понимаю, что это и для меня новое, и для актёра. Глаза куклы – сильное выразительное средство, механическую технику которых надо освоить, найти моменты, в которые это было бы актуально. Это с технологической точки зрения, а вот с точки зрения атмосферы – это очень нежный спектакль. Действительно, спектакль выходит на уровне «полудотрагивания». Когда я приехала и увидела расписанные куклы, их размер – понятное дело, что мы это всё придумывали с Леной, – я поняла, что этот спектакль очень нежный, наивный, хрупкий. Стало понятно, что с этим материалом нужно работать аккуратно, чтобы не пережать.
- Как вы можете определить место театра кукол в контексте театрального искусства России? Почему Вас привлекает работа именно в театре кукол?
- У меня встреча с театром кукол произошла случайно, это если быть честной. Я не планировала. Думаю, редкие люди оказываются в театре кукол намеренно. Я не поступила на драму и пошла учится в здание напротив. Я могу об этом спокойно говорить. В процессе обучения я стала активно включаться и просто влюбилась в профессию. Я ратую за театр кукол. Сейчас с ним много чего происходит. С одной стороны, вроде как для детей выбиваются какие-то деньги, но, как по мне, чаще всего это довольно «невкусно» сделанные спектакли, ощущение отката в 60-70-е года по технике, когда кукла становится «некрасивой». Иногда меня это даже пугает, ведь ребёнка на такое если привести, скорее всего, что он больше никогда не захочет в театр кукол. Для меня театр кукол – 70% работы художника. В любом случае речь идёт о визуальном искусстве. Сейчас идёт такая тенденция, с которой я сталкиваюсь в театрах, как ускорение. Сейчас речь не о Ханты-Мансийском театре кукол. Например, когда я прошу у директоров месяц на репетиции, меня спрашивают: а зачем так много? А я вот иначе не могу. Ведь как можно сделать спектакль за две недели? Выходит так, что выделяются деньги и все спешат их освоить. Репертуар раздувается, становится резиновым. И вот эта тенденция к тому, что надо быстрее сделать, приводит к сокращению времени на изготовление кукол. А ведь хорошая кукла делается не один месяц. В Петербурге это долгий процесс, мы наблюдаем за работой технологов, особенно, если кукла с механикой. Очень важна включенность режиссёра в этот процесс. Потом нужны репетиции, чтобы актёр освоил куклу. А мы имеем ситуацию, где сокращается время, посвящённое каждому этапу создания спектакля. Для меня – это дикость. Каждый раз я выбиваю для себя время работы над спектаклем. Пока держусь. Возможно, что в этом вина некоторых режиссёров, которые и по двенадцать спектаклей в год выпускают. Для меня четыре качественных спектакля – максимум. Я считаю, что спектакль, как и ребёнок, должен родиться. Рождение и рабочий процесс должны быть органичными. Можно, конечно, и за пять дней сделать гениальный спектакль. Гротовский говорил, что спектакль делается либо пять дней, либо пять лет, но это мысль абсолютно другого сознания. Для меня всё равно есть какие-то органические моменты – время на осмысление уже сделанного. Мне кажется, что ускорение – массовый психоз, и не только в театрах. Мы не успеваем понять, где мы, осознать, кто мы, что происходит. Мне очень нравится, что здесь я спокойно могу распоряжаться временем. Всё органично протекает, нет никакого прессинга в плане времени. И ещё один важный момент, который мне по началу было больно осознавать, а потом я поняла, что театры всякие нужны, театры всякие важны. Из театра кукол исчезает кукла. Кукла становится объектом , во-первых, потому что это легче сделать. Возвращаясь к вопросу технологии, сейчас намного легче сделать куклу-объект, поставить её и говорить за неё километры текста. А кукла ничего не делает. Да, это театр художника, философии, я его принимаю, но не понимаю. Я за интересный синтез в театре кукол, но чтобы кукла не теряла свою функцию. Пусть кукла будет как символ, но хотелось бы, чтобы она несла свой смысл. Поэтому я очень люблю все подробности, детали. Люблю в чёрном кабинете работать, чтобы всё внимание было на куклу.
- Как вы смотрите на популярное у зрителей мнение, театр кукол только для детей?
- Я не понимаю этого разделения. Конечно, бывают фестивальные спектакли, конечно, у нас есть возрастные маркировки. Но для меня разделение одно – либо это интересно, либо неинтересно. Я всегда стараюсь делать такие детские спектакли в театре кукол, чтобы и родителю было интересно. Либо они окунутся в детство, вспомнят себя, либо это будут какие-то гэги исключительно для взрослых, а дети этого не поймут. Должно быть так – и я к этому стремлюсь – чтобы любой с улицы вошедший зритель, даже случайный, который зашёл переждать дождь, был вовлечён в спектакль, чтобы он не пожалел, что попал в театр кукол. Я вообще не разделяю на детский театр, взрослый театр. Другое дело, что бывает такая тенденция, что режиссёры берут детский материал и пытаются через него такое навертеть, что в тексте совсем не заложено. И ты думаешь, ну, где же там такое? Вытаскивают неясную мифологию из произведений, которая говорит о том, что режиссёр забыл о ребёнке, что он решает какие-то свои режиссёрские амбиции. Считаю, что спектакль должен быть интересен всем. Пришли семьей – каждый член семьи должен что-то для себя найти. Изначально театр кукол – вещь для взрослых, если мы обратимся к его истории. Это в советское время всё жестко разделили, и театр кукол стал театром для детей. Мне кажется, что сейчас уже постепенно такой взгляд разрушается. Мы долго шли к такой трансформации, европейский театр к этому пришёл значительно быстрей. В вашем театре кукол есть спектакль для взрослых – и народ ходит! Так что всё меняется, всё трансформируется, надеюсь, что в лучшую сторону!